– Ну и как же оно? Так или не так?
Я глотнул и помолчал. К этому времени всякая разница во вкусе успела исчезнуть. А к тому же мозельвейна я не пил ни разу в жизни. Тем не менее я утвердительно кивнул в ответ и торжественно икнул.
Мистер Крамп дружески опустил ладонь мне на плечо и собрался сказать еще что-то, но тут и он расслышал стук. Не без труда поднявшись и добредя до двери, он открыл ее. На пороге стоял какой-то паренек.
– У нас корова телится, – расслышал я его сбивчивые слова. – Мы позвонили к ним, а они сказали, что он, может, еще тут.
Мистер Крамп обернулся ко мне.
– Это Бамфорды. До их фермы всего миля. Так вы им требуетесь.
– Хорошо! – Я поднялся на ноги, но сразу уцепился за край стола, потому что кухня вихрем закружилась вокруг меня. Потом остановилась, но тут же выяснилось, что мистер Крамп стоит на верху довольно крутого подъема. Когда я вошел в кухню, пол вроде был вполне горизонтальным, но сейчас мне пришлось взбираться под углом чуть ли не в сорок пять градусов.
Когда я добрался до двери, мистер Крамп мрачно вглядывался в темноту.
– Льет, – сказал он. – Как из ведра.
Я увидел струи темной воды, равномерно хлещущие по булыжному двору. Но до моей машины было несколько шагов, и я перешагнул порог, но тут мистер Крамп схватил меня за плечо.
– Минутку. Так я вас не отпущу! – Он укоризненно поднял палец, отошел к комоду, извлек из ящика твидовую кепку и учтиво вручил ее мне.
Я в любую погоду ходил с непокрытой головой, но такая заботливость глубоко меня тронула, и я молча потряс руку мистера Крампа. Естественно, что человек, который не снимал кепки даже у себя в кухне, не мог не ужаснуться при мысли, что кто-то выйдет под дождь без головного убора.
Кепка, которую я на себя нахлобучил, была огромной – эдакий широченный блин, способный, решил я, предохранить от любого ливня не только мои волосы, но и плечи, и даже ноги.
С мистером Крампом я простился с величайшей неохотой, и все время, пока я устраивался на сиденье поудобней и вспоминал, как включается первая скорость, его грузная фигура темным силуэтом вырисовывалась в освещенном прямоугольнике кухонной двери. Он ласково махал мне рукой, и, наконец, тронув машину с места, я пришел к убеждению, что в этот вечер родилась чудесная вечная дружба.
Я с черепашьей скоростью полз по узкой темной дороге, почти утыкаясь носом в стекло, и мной все больше овладевали странные незнакомые ощущения. Губы слипались, язык приставал к небу, словно я пил не вино, а жидкий клей, дыхание свистело в ноздрях, как ветер в дверной щели, глаза же упорно косили в разные стороны. К счастью, мне встретилась только одна машина, ввергнувшая меня в полное недоумение: пока она приближалась, я успел заметить, что фар у нее почему-то четыре пары, причем они то соединялись в одну, то снова расчетверялись.
Во дворе бамфордовской фермы я вылез из машины, кивнул кучке теней, стоявших там, ощупью извлек из багажника бутылку дезинфицирующей жидкости и веревочные петли, а затем решительным шагом направился в коровник. Кто-то поднял керосиновый фонарь над коровой, которая лежала в стойле на толстой подстилке из соломы и тужилась. Я увидел копытце, потом корова поднатужилась еще больше, на мгновение показалась мордочка, но тотчас исчезла, едва корова расслабилась.
Где-то в самых недрах моего затемненного сознания абсолютно трезвый ветеринар пробормотал – ‘Одностороннее сгибание передней конечности, а корова крупная, места предостаточно – пустяки!’ Я обернулся и в первый раз посмотрел прямо на Бамфордов. Я еще не был с ними знаком, но сразу определил, что это за люди: простые, добрые, всегда старающиеся показать себя с наилучшей стороны. Двое пожилых мужчин, видимо братья, и двое парней, наверное, сыновья того или другого. Все четверо выжидательно смотрели на меня в смутном свете, чуть приоткрыв губы, словно готовясь при малейшем предлоге весело ухмыльнуться или захохотать.