Похожие
В те же годы Полищук вышла замуж за однокурсника по мастерской Валерия Макарова. 15 февраля 1972 года у них родился сын Алексей. Поскольку молодые супруги были артистами и много гастролировали, сына пришлось отдать на попечение родителей Любови. Вспоминает А. Макаров:
«Первые годы жизни я провел в деревянном доме дедушки Григория Мефодьевича и бабушки Ольги Пантелеевны в поселке Старый Кировск на берегу Иртыша. Дед с бабкой держали огромное количество живности, но моей любимицей была свинья Мария. Зимой ее впрягали в санки и она катала меня по двору.
Потом дедушка с бабушкой получили в Омске трехкомнатную квартиру с удобствами, в доме из силикатного кирпича на улице Красный Путь. И мы перебрались в нее всей дружной семьей. Кроме мамы, с нами жили ее сестра тетя Валя, брат Толик и кот Василий. Тетя Валя работала в отделе технического контроля на авиационном заводе, а дядя Толя пропадал на сезонных заготовках. Я в нем души не чаял…»
Брак Полищук и Макарова продлился недолго. По словам все того же Алексея:
«Мама рассказывала, что они с отцом разбежались сразу после моего рождения. У них были большие разногласия по поводу лихого пьянства моего отца, Валерия Константиновича. Мама с этим пороком мириться не собиралась. Я не знаю всей глубины произошедшего между ними конфликта, поскольку был грудным младенцем. Но до конца жизни мама не испытывала теплых чувств к отцу. Чем-то он ее сильно обидел во время своих буйных загулов. Жизнь у мамы с отцом была не сахар…
Когда я был маленьким, отец брал меня к себе домой. Помню, как плескались с ним в ванне, наполненной пеной, хохотали, я лягал его ногой в живот. Помню подаренный им пластиковый автомат. Отец был страстным поклонником „Спартака“, и мы болели с ним, сидя на диване перед телевизором. Заглядывали в гости соседи, они играли в шахматы, выпивали-закусывали, а потом хором пели любимую отцом песню Анны Герман „Один раз в год сады цветут…“.
Больше я не помню ничего, потому что, когда мы с мамой переехали в Москву, отец ни разу не изъявил желания посмотреть на меня, поговорить, поинтересоваться, что у него там выросло. Я был не то чтобы обижен, но очень сильно огорчен. То ли ему вообще было все равно, то ли алкогольное половодье увлекло настолько, что он забыл обо мне, — причин знать не могу. Но что-то болело у меня в душе, не отпускало. Поступив на первый курс института, я как-то сидел на подоконнике в общежитии, курил и вдруг подумал, а почему бы мне не слетать в Омск, поговорить с отцом: понять, кто он, чем дышит. Он стихи писал, у меня кассета есть с его песнями. Я слетал в Омск. Мать не возражала. Я прилетел к бабушке, на следующий день пошел искать отца. Мне сказали, что он со старой квартиры съехал, а живет где-то в новой, „вон в тех четырех домах“. Я просто ходил по квартирам и искал отца. Но не нашел. А через полгода он умер… (в 1992 году. — Ф. Р.). Нам его мама об этом сообщила. Мы с матерью собрались в Омск. В аэропорту выяснилось, что с билетами творится безумие. Люди по нескольку дней сидят в аэропорту. Мать ходила по начальникам, кому-то улыбалась, выбила для себя один билет и полетела сама. А я не слетал…»
