Я устало протер глаза.
– А что он ел сегодня?
Нелли ответила сама:
– Немножко хлебца с молочком.
– И давно? – спросил я, но прежде чем кто-нибудь успел ответить, Тоби вдруг кашлянул, и полупереваренное содержимое его желудка, описав изящную дугу, упало на расстоянии шага от стола.
Я гневно обернулся к миссис Диммок.
– Его всегда тошнит так?
– Почти всегда. Так вот прямо и летит изо рта.
– Почему же вы сразу мне не сказали?
Бедная женщина совершенно растерялась.
– Да… сама не знаю… откуда же мне…
Я поднял ладонь.
– Ничего, миссис Диммок, неважно.
Сам то я столько времени без толку прописывал бедному щенку то одно, то другое, и ведь за все эти недели ни единый Диммок или Паундер не произнес по моему адресу ни единого слова критики или упрека, так какое же право у меня предъявлять к ним претензии?
Главное же, я теперь, наконец-то, понял, что с Тоби. Поздновато, но понял!
Если современные мои коллеги, читая это, сочтут, что в поисках диагноза я проявил тупость, редкую и для меня, в свое оправдание скажу одно: даже в весьма немногих руководствах тех дней, вообще упоминавших стеноз привратника (сужение выхода из желудка в двенадцатиперстную кишку), никакого лечения не предлагалось.
Но не может же быть, думал я лихорадочно, чтобы никто в Англии еще не опередил руководства! Должны же быть ветеринары, которые делают такие операции… А если должны, то я одного из них знаю!
Пробившись сквозь толпу, я кинулся по коридору к телефону.
– Гранвилл?
– Джим! – оглушительный вопль неподдельной радости. – Как поживаете, малыш?
– Хорошо, спасибо, а вы?
– Аб-со-лют-но тип-топ, старина. Лучше не бывает.
– Граввилл, мне бы хотелось привезти к вам четырехмесячного спаниеля. У него стеноз привратника.
– Вот прелесть!
– Боюсь, он совсем истощен. Одни только кости остались.
– Дивно! Дивно!
– И все потому, что я больше месяца не мог разобраться.
– Ну и хорошо!
– А владельцы очень бедны. Боюсь, заплатить они ничего не смогут.
– Расчудесно!
Я нерешительно помолчал.
– Гранвилл,.. а вы… э… вам уже приходилось оперировать по этому поводу?
– Вчера пять сделал.
– Что-о-о?
Басистый смешок.
– Шучу-шучу, старина, но успокойтесь: делал я такие операции. И не без удовольствия.
– Замечательно! – я взглянул на часы. – Сейчас половина десятого. Я договорюсь, чтобы Зигфрид подменил меня до конца утреннего приема, и буду у вас около одиннадцати.
Когда я приехал, Гранвилл был на вызове, и я маялся у него в приемной, пока во двор с дорогостоящим нежным урчанием не вкатил ‘бентли’. Из окна я узрел поблескивающую над баранкой еще одну несравненную трубку, а затем и мой коллега в элегантнейшем костюме в узкую полоску, придававшем