– Тише, тише, милка, – проворковал он нежно и опять ввел иглу.
На сей раз раздвоенное копыто врезало ему по запястью, и шприц, прочертив в воздухе изящную дугу, упал в кормушку с сеном – уж тут корове не повезло. Зигфрид выпрямился, задумчиво потер запястье, извлек шприц из сена и вернулся к своей пациентке. Почесав ей основание хвоста, он ласково ее попрекнул:
– Нехорошо, старушка, нехорошо.
Затем вновь приступил к делу, избрав, однако, новую позу: уперся головой в бок, вытянул длинные руки и в конце концов после двух-трех неудачных попыток сумел сделать местную анестезию. Тихонько и немелодично насвистывая, он принялся неторопливо вдевать нить в иглу.
Мистер Досон с восхищением следил за ним.
– Оно и понятно, мистер Фарнон, почему у вас на скотину рука такая легкая. Все потому, что терпения у вас хоть отбавляй. Сколько ни живу, а терпеливей вас человека не видывал!
Зигфрид скромно наклонил голову и начал шить. Эта часть операции протекала мирно: корова ничего не чувствовала и длинный ряд аккуратных стежков благополучно и надежно соединил края раны.
Зигфрид обнял старика за плечи.
– Ну вот, Хорас, если подживет благополучно, сосок будет как новый. Но если за него тянуть, он никогда не заживет, а потому, когда будете доить ее, пользуйтесь вот этой штукой.
Он помахал в воздухе флаконом со спиртом, в котором поблескивал сосковый сифон.
– Буду пользоваться, – твердо сказал мистер Досон. – Всенепременно.
Зигфрид шутливо погрозил ему пальцем.
– Э-эй, не так быстро! Трубку перед употреблением обязательно кипятите, а держите в этой бутылке, не то дело кончится маститом. Ну так могу я на вас положиться?
– Мистер Фарнон! – Старичок выпятил щуплую грудь.– Я все исполню в точности, как вы говорите!
– Вот и молодец, Хорас, – сказал Зигфрид и, еще раз потрепав его по плечу, начал собирать инструменты. – Я загляну недельки через две снять швы.
Мы направились к дверям коровника, но тут дорогу нам преградила внушительная фигура Клода Бленкирона, деревенского полицейского. Щегольская клетчатая куртка и спортивные брюки свидетельствовали, что он находился не при исполнении служебных обязанностей.
– Вижу, что то у тебя в коровнике свет, Хорас. Вот и подумал, может, подсобить надо?
– Спасибо, мистер Бленкирон. Оно бы, конечно, да только вы чуток опоздали. Мы уже сами справились.
Зигфрид засмеялся.
– Вот бы вам, Клод, на полчасика раньше заглянуть! Сунули бы эту скотину себе под мышку, и я бы зашил ее без всяких хлопот!
Великан кивнул, и по его лицу расползлась тихая улыбка. Он выглядел воплощением добродушия, но я, как всегда, почувствовал, что за этой улыбкой прячется холодная сталь. Клода в округе любили. На щедрую помощь и дружелюбность этого великолепного атлета могли рассчитывать все обитатели его участка, кто в них нуждался. Но хотя он был верной опорой слабых и немощных, нарушители закона и порядка боялись его как огня.
Точно я не знал, но ходили слухи, что Клод предпочитал не затруднять мировых судей пустяками, а творил правосудие тут же на месте подручными средствами. Рассказывали, что на дежурстве он не расстается с увесистой дубинкой, и следом за всякими хулиганскими выходками почти обязательно из какого-нибудь темного закоулка доносились отчаянные вопли. Рецидивы случались редко, и в целом порядок на его участке царил образцовый. Я вновь взглянул на его улыбающееся лицо. Да, бесспорно, милейший человек, и все-таки что-то в нем было такое, отчего при одной мысли, что я могу навлечь на себя его гнев, у меня по спине пробежала холодная дрожь.
– Ну тогда ладно, – сказал он. – Я-то вообще в Дарроуби еду, так что позвольте пожелать вам доброй ночи.