– Недаром кто-то меня предупреждал, что чувство юмора у тебя слишком уж развито, – заметил я. – И ты скоро здорово сядешь в лужу, помяни мое слово.
– Да никогда! Шагах в ста дальше по шоссе у меня в кустах спрятан велосипед, и я всегда успею исчезнуть. Так что волноваться не из-за чего.
– Ну, дело твое – Я встал с кровати и побрел к двери.– Пойду хлебну виски… – Потом обернулся и испепелил его взглядом. – Если ты посмеешь еще раз сыграть со мной такую штуку, я тебя придушу!
Несколько дней спустя часов в восемь вечера я сидел с книгой у камина в гостиной Скелдейл-Хауса, как вдруг дверь распахнулась и в комнату влетел Зигфрид.
– Джеймс! – зачастил он – У старика Хораса Досона корова разодрала сосок. Видимо, придется зашивать. Старику корову не удержать, а ферма его на отшибе. Соседей у него нет, так, может быть, вы согласитесь помочь мне?
– Ну, конечно! – Я закрыл книгу, потянулся, зевнул и поднялся с кресла. Нога Зигфрида отбивала чечетку на ковре, и я в очередной раз подумал, как ему, наверное, жаль, что это кресло не приспособлено для того, чтобы вышвыривать меня за дверь в полной готовности по первому сигналу. Я торопился, насколько мог, но, как всегда – писал ли я под его диктовку или оперировал под его наблюдением, – меня не покидало ощущение, что его безумно раздражает моя медлительность. Меня угнетала мысль, что для него невыносимая пытка смотреть, как я встаю и ставлю книгу на полку.
Я только повернулся к двери, а он уже исчез за ней. Я припустил следом по коридору, но, когда выскочил на крыльцо, он уже завел мотор. Я распахнул дверцу, нырнул в нее и почувствовал, как асфальт чиркнул меня по подошве. Мы унеслись в темноту.
Четверть часа спустя мы, взвизгнув тормозами, остановились во дворе позади небольшого дома, дремлющего в одиночестве посреди лугов. Едва мотор смолк, как Зигфрид выскочил из машины и зашагал к коровнику, крикнув мне через плечо:
– Тащите шовный материал, Джеймс… Еще, пожалуйста, ампулы для местной анестезии и шприц… и мазь для раны…
Затем уже из коровника до меня донеслись невнятные звуки разговора, завершившиеся нетерпеливым окриком:
– Джеймс! Что вы там копаетесь? Не можете найти?
Этих нескольких секунд мне хватило только на то, чтобы открыть багажник, и теперь я принялся лихорадочно хватать нужные бутылки и коробочки. Собрав все, что он потребовал, я карьером пронесся через двор и чуть не сбил его с ног в дверях, когда он уже вопил.
– Джеймс, да где же вас черт… А, вот вы наконец! Так давайте же! И чем вы все это время занимались?
Да, он был совершенно прав: Хорас Досон, щуплый старичок лет восьмидесяти, действительно, с коровой не совладал бы. Хотя он, упрямо забывая свой возраст, все еще сам доил двух упитанных коров шортгорнской породы, которые стояли в маленьком коровнике с булыжным полом.
Наша пациентка повредила сосок очень основательно. То ли ее соседка, то ли она сама наступила на него копытом: он был располосован почти во всю длину и из рваной раны текло молоко.
– Дело скверно, Хорас, – сказал Зигфрид. – До самого канала разорвано. Ну, сделаем все, что сможем. Шитья тут хватит.
Он промыл и обработал рану, а потом набрал в шприц анестезирующее средство.
– Берите ее за нос, Джеймс, – распорядился он, а затем мягко сказал фермеру: – Хорас, будьте добры, подержите ей хвост. Вот-вот, за самый кончик… чудесно.
Старичок бодро расправил плечи:
– Не беспокойтесь, мистер Фарнон. Как скажете, так и будет сделано.
– Отлично, Хорас. Именно так. Благодарю вас.
Он нагнулся, я сжал корове морду, и он ввел иглу над верхним концом разрыва.
Раздался шлепок – это корова изъявила свое неудовольствие, ловко лягнув его в резиновый сапог точно над голенью. Он даже не охнул, а только, тяжело дыша, несколько раз согнул и разогнул ногу. Потом снова наклонился к вымени.